Интервью с экспертом в сфере малого и среднего предпринимательства Степаном Земцовым
Оказались ли экономические последствия пандемии столь же серьезными, как принесенные им личные трагедии, и такими же беспрецедентными, как влияние кризиса на социальные практики? О масштабах влияния коронакризиса на российский малый бизнес мы поговорили с директором Центра экономической географии и регионалистики Института прикладных экономических исследований РАНХиГС, кандидатом географических наук Степаном Земцовым.
Когда мы говорим о масштабах кризиса, это подразумевает, что мы должны сравнивать текущую ситуацию с тем, что было раньше. Но корректных данных о том, что было раньше, у нас просто нет. Относительно хорошая статистика по малому и среднему бизнесу единообразно ведется где-то с 2015–2016 года. Какая-то статистика ведется Росстатом с 2008 года, и какие-то совсем плохие данные у нас есть с 1998 года. Но глубоких данных, позволяющих понять, что действительно тогда происходило, нет. В том числе и потому, что критерии отнесения к малому и среднему бизнесу за это время менялись.
У кризиса 2015–2016 годов была своя специфика, но тогда, и в предыдущие кризисы, малый и средний бизнес страдал так же, как все остальные виды деятельности. В этом коронакризис отличается – его основной удар пришелся по малому бизнесу, и масштабы этого влияния были очень серьезны.
Но надо заметить, что пострадал не только малый бизнес. Авиаперевозки, да и в принципе транспортная отрасль, где заняты и крупные компании, тот же «Аэрофлот», тоже сильно пострадали.
Кризис по-разному сказался на различных регионах, все было по-разному по отраслям и видам деятельности. В некоторых регионах ограничения были совсем скромные, ничего страшного не произошло, в других – достаточно строгие. Поэтому кризис – он разный.
В принципе, в кризис обычно сильнее страдают менее развитые регионы, в которых слабо развит малый и средний бизнес, где сложились тяжелые институциональные условия для его развития: Ингушетия, Тыва, Крым, наши северные регионы, например, Архангельская область. Особенно страдают они во время кризисов, которые ведут к снижению покупательской активности, ведь малый и средний бизнес в основном, конечно, ориентирован на потребительский рынок.
Отличием коронакризиса от других можно считать падение малого и среднего бизнеса не только в регионах его наименьшего развития, но и в крупнейших агломерациях. Наибольшее падение падение в этот раз мы видим в Москве, Самарской области и Пермском крае.
Единый реестр субъектов малого и среднего предпринимательства (МСП) – это открытая база данных, которую ведет Федеральная налоговая служба. Он содержит сведения о компаниях и ИП, относящихся к малому и среднему бизнесу. Каждый год 10 августа ФНС актуализирует реестр на основе налоговой отчетности и сведений о среднесписочной численности работников, которые хозяйствующие субъекты должны предоставлять до 1 июля.
На самом деле мы узнаем, что произошло с сектором малого и среднего предпринимательства, только в августе 2021-го или даже в августе 2022-го. А пока нам известно совсем немногое – на данный момент у нас есть только данные на август прошлого года. Это связано с тем, что именно август – время чистки реестра малого и среднего предпринимательства, когда мы узнаем, какие организации МСП работают в стране и сколько их.
Если вы хотите разобраться, что все-таки произошло в 2020 году, вам нужно брать данные за август 2021 года. Данные, которые обычно есть на конец года, не говорят ни о чем, там масса разных статистических искажений.
Если мы сравним данные о количестве действующих в стране организаций МСП в августе 2020-го и августе 2019-го, то увидим падение где-то на 4,2%. Это больше, чем было в 2019 году, когда ввели онлайн-кассы и повысили НДС, когда бизнес не знал, что будет дальше, а доходы населения почти не росли. Тогда было где-то 1,5%. Однако показатель кризисного года мог бы быть значительно выше, если бы не несколько важных факторов, повлиявших на статистическую картину.
Фактор 1. Не выписались
Во-первых, многие компании, которые не осуществляют деятельность и фактически закрылись во время коронакризиса, не сообщают об этом и продолжают числиться в реестре, ведь официальное закрытие – это дополнительная бумажная работа, нужно куда-то обращаться и т. д. Очень многие, я бы даже сказал, что большинство компаний просто ждут, когда их автоматически исключат из всех реестров по прошествии двух лет после того, как они не будут сдавать отчетность. ФНС автоматически делает это в августе, как раз в процессе «чистки» реестра.
И второй момент: мораторий на банкротство, который был введен в начале пандемии, во время которого предприниматели не могли заявить о своем банкротстве. Он закончился, и показатели по банкротствам уже немного превысили показатели прошлого года.
Фактор 2. Вписались новые
В конечном итоге число компаний по данным Реестра уменьшилось на 4,2%, но эта цифра была бы куда больше, если бы не те предприятия, которые получили статус МСП после начала коронавируса. Когда стало понятно, что предприятия МСП могут претендовать на господдержку, многие из них, ранее не входившие в реестр, решили подать сведения о средней численности сотрудников для включения в реестр. Минэкономразвития разрешило сделать это, и число малых и средних предприятий сразу резко увеличилось. Те компании, у которых еще в прошлом году было ноль работников, сдали отчетность, и по новым документам работники у них вдруг откуда-то взялись. То есть статистически количество выбывших из реестра предприятий частично компенсировалось даже не созданием новых предприятий, а просто регистрацией уже существующих.
21 мая 2020 года Госдума приняла законопроект, по которому ИП и юрлица, не сдавшие отчетность и необходимые сведения за 2018 год и не попавшие в реестр МСП 10 августа 2019 года, могут сделать это до 30 июня 2020 года и претендовать на включение в реестр.
Благодаря этому процессу в 24 регионах выросли показатели занятости. Значительный рост был в Москве, Московской и Ленинградской областях. Это объясняется причинами, о которых я уже рассказал. Также показатели заметно выросли в Чеченской республике и Дагестане. В Чечне число занятых выросло на 30%. И здесь, помимо озвученных причин, надо учитывать еще и то, что в менее развитых регионах, скажем так, попроще относятся к отчетности.
Вот вам простое и понятное объяснение, почему занятость вдруг выросла. На самом деле, конечно, она упала. Если бы мы смотрели по тем же компаниям, по которым были данные на 2020 год, мы бы увидели, что занятость упала. Но не настолько критично, как это предрекали прогнозисты, когда кризис начался.
Присвоение статуса МСП возможно, если из предоставленных в ИФНС документов следует, что соблюдены следующие критерии:
среднесписочная численность штата за предшествующий календарный год – не более 250 человек для средних предприятий, 100 – для малых, 15 – для микропредприятий;
доход за предшествующий календарный год – не более 2 млрд рублей для среднего предприятия, 800 млн – для малого, 120 млн – для микропредприятия.
Фактор 3. Крупные «уменьшились»
Однако увеличение числа предприятий в реестре МСП стало возможно не только благодаря бизнесам, решившим «выйти из тени» и сообщить о своей принадлежности к субъектам МСП. Некоторые крупные предприятия – как действительно пострадавшие от кризиса, так и просто решившие получить антикризисные преференции, – тоже предприняли действия, чтобы попасть в реестр. Только если предприятия, о которых мы говорили раньше, решили, наконец, задокументировать имеющихся сотрудников, то многие крупные компании отчитались о резком снижении выручки, что также позволило им из статуса крупных перейти в более низкую «весовую категорию» и получить статус МСП. Так что если в прошлом году они были крупными, то в этом – стали средними, что также компенсировало снижение числа зарегистрированных в реестре предприятий МСП и численность занятых в них.
Для более корректной оценки масштабов влияния коронакризиса на малый бизнес можно использовать другой показатель. Если посмотреть на разницу между открывшимися и закрывшимися предприятиями, по данным того же реестра, она будет в три раза больше в сравнении с данными на 2019 год. Чистые закрытия – число закрытых минус число открытых – на август 2020-го составили где-то 280 тысяч предприятий. В 2019 году их было 85 тысяч. То есть в 2020 году закрывшихся предприятий было в 3,25 раза больше, чем в предыдущем году.
Однако нельзя сказать, что эти цифры беспрецедентные и мы видим подобное впервые. Такое падение примерно соответствует уровню кризиса 2014–2015 годов. Этому периоду соответствуют и показатели оценки деловой активности малого и среднего бизнеса, того, как предприниматели оценивают свои дальнейшие перспективы: индекс уверенности предпринимателей находится сейчас на уровне кризиса 2015 года.
ОКВЭД — это Общероссийский классификатор видов экономической деятельности. Регистрируя ИП или ООО, предприниматель сообщает государству, чем именно будет заниматься. Эти сведения вносятся в единый реестр при помощи кодов ОКВЭД, обозначающих соответствующие виды деятельности.
С началом кризиса Минэкономразвития надо было быстро решить, как распределять деньги. Давайте честно скажем: такого навыка у министерства не было, и это составило определенную проблему. У нас был 2015 год, у нас был 2008 год, когда выбрали стратегические предприятия, которых поддерживаем. Список был конкретный, ограниченный, и с этими предприятиями работали индивидуально: кому-то выделяли субсидии, кому-то – кредит беспроцентный, кому-то – процентный и т. д. А когда у вас несколько миллионов компаний, очень сложно понять, кто из них действительно пострадал, а кто хочет просто примоститься к кормушке.
И было принято самое быстрое и простое решение – распределять поддержку наиболее пострадавшим компаниям просто по кодам ОКВЭД. Я не могу сказать, что оно было вопиюще неправильным, но, конечно, были определенные проблемы. Не все компании, которые относились к пострадавшим, статистически относились к указанным кодам ОКВЭДы, потом, правда, число кодов увеличили. Компаниям разрешили поменять коды ОКВЭД или использовать дополнительные коды. В Минэкономразвития прекрасно понимали недостатки подобного подхода, но действовать нужно было быстро.
Опять же, до кризиса многие компании относились к кодам ОКВЭД, как к чему-то ненужному, и вовремя обновлять и актуализировать их не стремились. Это время, даже деньги какие-то – нужно что-то оформить, что-то сделать, куда-то пойти и т. д. В кризис оказалось, что это очень важная вещь. Конечно, к сожалению, получилось так, что не все, кто реально пострадал, смогли получить поддержку. И наоборот, были компании, которые поменяли свой ОКВЭД, перерегистрировались и получили помощь, хотя у них проблем больших и не было.
Конечно, были вопросы к тем видам деятельности, которые Минэкономразвития определило как пострадавшие. Тем не менее большинство видов деятельности, отобранных для поддержки, действительно относилось к тем, кто реально пострадал в наибольшей степени. Об этом можно судить, если посмотреть данные аналитического подразделения «Сбер-аналитики». Они по данным со счетов юридических лиц легко могут отследить масштабы падения по малому и среднему бизнесу. В некоторых отраслях, например, связанных со спортом, после введения локдауна падение было 90%, по туристам – тоже около 90%, где-то больше, где-то меньше. Это означало, что если в прошлом году поток денежных средств по счетам компании был миллион рублей, то в апреле кризисного года он составил 100 тысяч. И при этом людям все равно надо платить зарплату, у вас же есть сотрудники и т. д. Но все компании как-то выкручивались по-разному.
В общем, мое резюме такое: решение по ОКВЭДам было не оптимальным, но оно было единственным, которое можно было принять быстро. А тогда был вопрос именно в скорости. То есть если бы мы вообще ничего не выделяли никому, ничего никому не давали, у нас бы действительно могло закрыться до 30% всех компаний. По процентам я смотрел – господдержку по субсидированию зарплат получили до 18% субъектов МСП. Для сравнения: ежегодно у нас поддержку во всех формах в среднем получают всего 2–3% субъектов МСП. Понятно, что поддержу получило не подавляющее большинство. Но тем не менее это очень высокий процент.
Наверное, объемы этой помощи выглядели скромнее по сравнению с помощью, которую оказали малому бизнесу во многих развитых странах. Но если мы посмотрим на развивающие страны, то там ситуация была хуже, чем у нас, поэтому все относительно. В вопросе господдержки мы оказались скорее ближе к развитым странам. Мы, конечно, с опозданием, но среагировали на кризис, выделили определенное финансирование.
Сейчас легче, чем в апреле – мае, потому что осенью не было всероссийского локдауна. Ситуация, конечно, улучшилась, но нельзя сказать, что у нас экономический бум. Мы кое-как восстанавливаемся, но далеко не во всех сферах. Как жить в этой реальности? Конечно, часть предпринимателей уйдет, разочаровавшись в предпринимательской деятельности.
В периоды подобных кризисов меняется структура экономики. Сейчас происходит цифровизация сервисов, и, конечно, все, кто был ориентирован на традиционные оффлайн-модели бизнеса, должны либо менять свой бизнес кардинально, либо им придется уйти с рынка.
Это даже не история про пандемию, я думаю, что это в целом глобальный тренд, который был и до нее, и многие бизнесы – те же «Яндекс.Еда», Delivery Club, «Перекресток» и прочие – успели сыграть на этом тренде до начала кризиса. Те, кто успел, получили гигантские дивиденды. А те, кто начал этот процесс в период пандемии, столкнулись с кучей проблем, они теряли рынки и т. д. Поэтому в целом эта история про цифровизацию и автоматизацию всего что можно.
Сейчас мы живем во время второй волны и уже привыкли к ней, а сколько она продлится – неизвестно. Сколько еще будет волн, мы тоже не знаем. Но очевидно, что вакцинация только началась, и насколько быстро она произойдет, на сколько хватит вакцины – это те вопросы, которые напрямую касаются малого бизнеса и во многом определят его положение в ближайшем будущем.